Ян Подвойский об Oriental Crew, типах студентов и правильном подходе к учебе

— Хочется верить, что имею. В целом, можно сказать, что семья дружная, но в разной степени — очевидно, что есть какая-то более активная часть. Это студенты, которые являются организаторами всей движухи, которые аккумулируют вокруг себя дополнительных людей. Но есть и вторая часть, которая чуть абстрагирована и уделяет большую часть времени учебе, языку. Я не говорю, что это плохо или хорошо, просто такая специфика времяпрепровождения и отношений с другими. Хочется верить, что я отношусь к первой части. В целом, я не могу сказать, что у нас есть какая-то разрозненность, напряжение в отношениях.

— Футбол был и до этого, но в менее оживленном виде, чем сейчас. Раньше была команда, назвалась она «Восточный факультет», сейчас ее уже нет — все люди оттуда повзрослели и выпустились. В 2014 году, на нашем первом занятии по физкультуре, преподаватель собрал нас на стадионе и сказал, что, помимо обязательных пар, существует чемпионат, который не является официальным первенством МГУ. Но, если у кого-то есть желание заниматься и соберется достаточное количество людей, то можно создать команду и играть в свободное время. Мы сразу решили, что желание есть — нас тогда было человек 7, и мы поняли, что есть смысл хотя бы попробовать. В ходе всех этих обсуждений так вышло, что через меня проходили многие процессы: к моему удивлению, со мной советовались, через меня вся информация доходила до преподавателя. Само собой как-то получилось, что я оказался капитаном. Думаю, что неплохо справлялся с этой ролью в течение 3,5 лет. Мне хотелось, чтобы студенты ИСАА более лояльно и дружелюбно относились к такой вещи как студенческий футбол. Если большой футбол — это нечто темное, неразгаданное, то приземленный студенческий — это хорошо знакомое, близкое. Я уже в интервью несколько раз говорил о футбольном сообществе МГУ. Мне хотелось, чтобы для людей стало в порядке вещей приезжать на игры, посмотреть и поддержать ребят, с которыми вы сидите вместе на парах, общаетесь в холле, в столовой — чтобы это рассматривалось как неотъемлемая часть студенческой жизни: зайти взять в библиотеке книги, в учебной части — зачетку и съездить на поляну на игру, провести там час: два тайма по 20 минут. Тем более, первые два года большинство ездит на физкультуру, место не чужое, район возле главного здания. На мой взгляд, мало препятствующих моментов, но пока тяжеловато идет. Люди просто не знают, что это такое, боятся. У страха глаза велики. Первый раз нужно съездить, чтобы понять, что это такое. Ничего страшного нет, никто не умирает, успеваемость не будет от этого сильно страдать. Почти у всех есть час-другой, когда они приезжают домой, чтобы полежать, потупить, выбросить все из головы, прежде чем садиться за домашку. Футбол, что игра, что просмотр, отлично освобождает голову ото всех проблем, помогает сбросить напряжение. Следует к этому прислушаться.

— Нет, я никуда не ухожу. На данный момент я заканчиваю свое обучение в бакалавриате, собираюсь поступать сюда же в магистратуру. И даже если бы не собирался, я бы все равно продолжил играть.

— Это не получается серьезно. Регулярных тренировок у нас нет. Тренера, наставника, который бы ходил и смотрел, кто что делает, у нас никогда не было. Во время подготовки к чемпионату МГУ нам предлагали договориться, наладить программу тренировок, но дальше нескольких товарищеских матчей дело не пошло. Первый год мы прощупывали свои возможности. Футбол у нас нестандартный. Игра не на паркете, а на газоне, поле меньше обычного, формат — 5+1: 5 игроков в поле и один вратарь. Это чуть больше, чем мини футбол. Тактика нашей работы была такой: после игры смотрели, где были провалы, чуть корректировали игру. Некоторые матчи снимали на видео — это помогало анализировать ошибки. Мы совершенствовались методом проб и ошибок.

— Ты доволен проделанной работой или есть чувство неудовлетворенности? Смотри: команды не было — команда есть, взаимоотношения в ней нормальные.

— Если в этом ключе, то скорее доволен, хотя это не тот результат, который я себе представлял и к которому стремился. Уже хорошо, что начали говорить об этом хотя бы не совсем отрицательно. Больше ребят 1–3 курсов стали приходить и пробовать. В самом начале наш набор был всего 6–7 человек. Те, кто был старше, играли в «Восточном факультете». Они уже выступали в первом дивизионе. Старшие играли там. Младшие — это мы. Допускается, чтобы в команде были легионеры — игроки не из МГУ. Мы приняли двоих: это был наш физический максимум, больше неоткуда было взять людей. К кадровому вопросу мы подходили осторожно, чтобы не получилось что, услышав о наборе, к нам повалили толпами. В итоге с нами оказались очень толковые ребята, которые сейчас являются основой. С 4 курса — я и Дима (Дима Себекин). Все остальные — 1–3 курсы, они значительно усилили команду. На играх появляются стабильно 2–3 человека. Может показаться, что это ничтожно мало, но на самом деле, для ИСАА, факультета, далекого от спорта, это хорошо. Но есть куда, расти.

— Ты был в Японии. Какими были твои ожидания и впечатления от поездки?

— Эмоции только положительные. Поездка была несущественная по времени — 9 дней, она была организована молодежной палатой Японии. Ожиданий не было практически никаких. У нас на парах, на мой взгляд, страноведческому аспекту уделено мало внимания. Разве что Садокова (Садокова А.Р., преподаватель кафедры японской филологии), которая вела у нас на втором курсе. Она много рассказывала о транспорте, жилье, жизни, образовании, мышлении людей — то, чего даже в учебниках нет. Но кроме этого никакой информации о стране фактически не было. У меня был определенный набор знаний, но не было осознания чего-то реального. Я знал, что есть такие люди, что машины ездят с левой стороны, в метро запихиваются до отказа, на работе засиживаются допоздна. Слышал и слышал — сказка какая-то. Но поражен был сразу, как только сошли с трапа самолета и взяли багаж с ленты. Не могу сказать, чем конкретно — просто атмосферой, образом жизни и мышления. Окунуться в страну, даже на 9 дней — это очень перевернуло отношение к ней. Например, вот кухня очень интересная, отличная от нашей, мне она скорее понравилась. Машины тоже, отличаются от наших. Это 90% машин, предназначенных для внутреннего японского использования, выглядят по-другому. Японцы очень настороженно относятся к тем, кто не похож на них, если ты не являешься членом их семьи. Они могут быть гостеприимными, но, отойдя за угол, обсуждать тебя: «Какие-то иностранцы, понаехали тут». Они не враждебны, но насторожены.

— А хотел бы поехать в Японию надолго, задержаться там, пожить?

— 2–3 года нужно, чтобы решить: переехать окончательно, жить и работать или выявить какие-то подводные камни и расстаться с Японией навсегда. Я абсолютно лояльно отношусь к жизни в России. Да, в какие-то моменты живется непросто, есть какие-то трудности. Но желания непременно свалить, как у многих моих однокурсников, не было никогда.

— На данный момент я в поисках будущих занятий. Хотелось бы, чтобы так или иначе это было связано с языком, со страной. Обидно было бы считать, что напрасно потрачено время, и я так не думаю. Мне это действительно интересно. Когда я поступал, такого осознания не было, я выбирал язык методом отсева и не был однозначно настроен на японский. Не исключаю, что впереди какая-то госслужба, тем более, что обучение на военной кафедре должно отмести некоторые направления трудоустройства в госучреждения. Может, это будет какая-то коммерческая деятельность. Не знаю. У меня все эти годы было скрытое ожидание того, что какие-то работодатели будут проходить через учебный отдел, интересоваться. Казалось, что так должно быть, и сейчас кажется. Но ничего подобного нет и не было. Еще месяц есть, я жду (смеется).

— Из сделанного мной? Думаю, что нет. Немножко подразочаровало отношение людей в ИСАА к учебе, к жизни. Тут есть 2 крайности людей. Есть ребята, с которыми интересно поговорить, выехать куда-то, которые душа компании. А есть те, кто заморачивается только на учебе, какие-то замученные, грустно на них смотреть. Впечатление, что они не разобрались, как надо проводить студенческие годы, которые должны быть самыми яркими. Моя схема такая: я нашел для себя уровень, ниже которого нельзя опускаться — по успеваемости, посещаемости, проведению определенных работ. Нашел преподавателей, которые требуют более дотошно. А есть объем работы, на который можно не то чтобы совсем забить, но он допускает более легкого отношения. Нащупав этот уровень, открываешь много возможностей и времени. Сейчас поясню, в чем это проявляется. Я люблю поездить, попутешествовать. Есть люди, которые считают, что если начался семестр, таких возможностей нет. Я убежден, что это совершенно не так. С 15-го года, с марта, я периодические езжу по стране, иногда случается и по Европе под предлогом посещения каких-нибудь выездных матчей. И вот, 15 по 18 год было 17 поездок, из них 7 — в европейские страны. Причем в летнее, неучебное время, было всего 4–5, все остальное — частично на выходных, частично в учебное время. При этом в зачетке у меня всего две тройки, одна из них на самой первой сессии, по японскому, он у меня первое время трудно шел. И диву даешься, как люди не знают, что это законно и возможно.

— Есть то, чему ты научился именно в ИСАА?

— Наверное, именно здесь я расставил приоритеты. Нет ничего непоправимого, ни в коем случае. Из всех жизненных ситуаций можно найти выход. Либо это будет стоить чуть больше личных усилий, либо — телодвижений по подключению кого-то в помощь. Бывает, какие-то дела заканчиваются поздно, и за домашку садишься в пол одиннадцатого, двенадцатого. В этом нет никакой катастрофы. Если эти обстоятельства стоили того, то можно не поспать, можно идти на какие-то жертвы. Потом поймешь, что это было оправдано, что иногда на первый план можно и нужно поставить то, что, казалось бы, не является первоочередным и обязательным, и жизнь заиграет красками.

— Были, скорее, помыслы. А влюбленности, что в ИСАА, что вне его… Я не бросался с головой, если был хоть малейший шанс и я не был уверен, что это может во что-то вылиться. Увидеть человека и потерять голову — такого не было. Общаться, забросить удочку — да, а там «авось»… Не знаю, сильных чувств, сродни влюбленности в ИСАА — нет. Были такие, с которыми очень хотелось бы общаться и после пар: с моего языка, возможно, с других направлений — у меня нет дискриминации. Возможно, на первом курсе, было желание искать кого-то. Потом это притихло. А начиная со второго, стал искать счастья на стороне: не разочаровался, нет, просто здесь окей, но посмотрим в других местах.

— С каким литературным или киногероем ты мог бы себя сравнить?

— Сложный вопрос. Даже не знаю. Если я видел какого-то персонажа, который мне импонировал, я всегда стремился какие-то его черты внедрять в свое поведение, в свою жизнь. Их набралось так много, что я не могу выделить кого-то одного. В книгах и фильмах всегда находятся персонажи, которые привлекают манерой разговора в какой-то ситуации, действиями, поведением. По мелочам так и набирается.

— Можно ли прожить в ИСАА без чувства юмора?

— Попадешь во вторую категорию, это будет очень сложно. ИСАА не так страшен, как думают. Да, учиться непросто. Есть какая-то градация с точки зрения сложности языков, но все зависит скорее от характера человека, чем от языка. Все, так или иначе, вовлечены в этот учебный процесс. Относиться к этому надо легче. Либо ты отсеиваешься на 1–2 сессии, либо продолжаешь учебу, принимая условия. Надо находить возможность жить.

— Продолжи фразу: «Через семь лет я…»

— Я хочу через семь лет не утратить огонь в глазах, не погрязнуть в какой-то бытовухе. Не хочется взрослеть, утрачивать черты детства, чтобы была вероятность спонтанных решений, желание рвануть куда-либо. Если одноклассники собираются и звонят часов в 11 вечера, я подхватываюсь, лечу. Вот хочется не утратить эту способность не взрослеть.

— Если хочется с кем-то пообщаться — можно и потом. Я хотел бы не терять контакты с некоторыми преподавателями. Так как у меня экономическое направление, есть люди, которые связаны с этими экономическими отношениями между Россией и Японией. И я понимаю, что они могут на практике применить те знания, которые дают студентам. Те преподаватели, которые хорошо ведут свой предмет, очень умны и интересны — они не только учат, но и умеют заинтересовать. На японской кафедре сохранилось много преподавателей старой школы, что очень ценно. Они вызывают у студентов желание приложить усилия, задавать вопросы, вникать.

Фото: Надежда Горелова