— Как ты считаешь ИСАА — факультет потерянной молодости или нет? Или, возможно, пропитой молодости?
— Для меня ИСАА — это факультет отчасти пропитой, но не могу сказать, что потерянной молодости, потому что столько всего было… Вчера только фиксировал: «Блин, сегодня последний день». И сразу начинаются разные воспоминания, какие-то моменты на тебя нахлынывают и думаешь: «Как же было круто». Возможно, если бы я пошёл на какой-то другой язык, то учил бы его постоянно. Хотя арабским тоже, естественно, нужно регулярно заниматься. И всё же, несмотря на то, что ИСАА славится тем, что про личную жизнь ты можешь забыть, у меня такого не было. Я очень рад этому и на самом деле понимаю, что в какие-то моменты можно было тусить ещё больше. Так что я не могу сказать, что ИСАА — это факультет потерянной молодости; отчасти пропитой — да, чуть-чуть совсем, на донышке.
— Скажи, пожалуйста, какая движуха тебе импонирует больше: участие в концертах или какие-то тусы?
— Наверное, и то, и то. Концерты мне нравятся тем, что ты можешь себя проявить, какие-то таланты показать, что-то ещё сделать. Меня это привлекает, хотя я — только ведущий. Не буду скрывать, что это доставляет мне удовольствие. Ну а тусы в ИСАА! Когда-то была хорошая шутка от Маши Власенко, что если бы мы даже на пустыре зажигали, то нам бы все равно штраф какой-нибудь пришел. Этим и славятся все тусовки ИСАА: мы громим все, всех и вся. Поэтому это классно.
— Скажи, пожалуйста, как ты оказался в рэп-батлах? И с чего ты начал писать тексты?
— Это получилось по приколу. Первый раз это было за 3 дня до «экватора». У нас «экватор» был в субботу. Помню, что в среду Вован Миронов написал в общий чат, что кто хочет участвовать в рэп-баттлах, пусть напишет. Я подумал: «А почему бы не попробовать». Был какой-то спортивный интерес, желание почувствовать на своей собственной шкуре всё это. Написал ему, он ответил: «Отлично, мы подобрали тебе оппонента, будешь против него баттлиться, пиши текст». Текст на первый батл я писал, когда ещё работал в RT, у меня были ночные смены. И у нас был развоз, то есть везут от телеканала до точки, где ты живёшь. И так как я живу в Подмосковье, то меня довозили до метро Аннино, чтобы я оттуда доезжал на такси. И вот во время этого развоза я записывал идеи, которые приходили в голову. Что-то строчил, что-то придумывал, что-то добавлял. Я помню, что к первому батлу толком не подготовился, всё это писал по ходу: в электричке, на развозе. А вот на втором баттле вышло всё получше — и текст, и уровень были гораздо выше, чем в предыдущий раз. Причём на первом батле, ещё тогда, в ноябре, ребята планировали, что будет финал, то есть победители двух поединков выйдут в финал и будут между собой баттлиться. Поэтому, по сути, мне надо было приготовить текст для двух оппонентов, и почему-то мне казалось, что Ваня Герман, который был участником в другом батле, должен победить. Я написал на него один раунд, он тоже и, по-моему, использовал его во втором баттле (баттл Серёжи и Вани на Wasted party). А у меня был третий раунд про взаимоотношения между «Одной за всех» и «Путевки на маевку» (Сергей Львов из команды КВН «Одна за всех», а Иван Герман — из «Путевки на маевку»). Вот этот раунд был наполовину написан перед первым батлом, и я просто вставил его в свой третий раунд на Wasted. И Ваня даже панч сделал: «Ты готовился заранее». Ну, блин, да, как-то так получилось.
— Вообще сложно было тебе писать тексты?
— Я никогда этим не занимался. Пытался писать стихи, когда что-то навеяло, но это было очень-очень редко и очень-очень давно. У меня перед вторым баттлом не было такого, что я себе говорю: так, я сегодня сажусь за компьютер, телефон и начинаю писать. Нет, такого не было. Но вот в дороге, если какая-нибудь идея приходила, то я записывал. Не понравилась — удалил. Но могу сказать, что когда я показал ребятам, чтобы те оценили текст, они сказали: «Серёга, не то, надо добавить что-то другое». Причем это было за неделю, и мне пришлось переписывать текст. Не то, чтобы полностью изменять, а просто убрать какие-то моменты и добавить новые.
— Закончи, пожалуйста, предложение: «Тусы в ИСАА — это хороший шанс …»
— Тусы в ИСАА — это хороший шанс… для того, чтобы умереть, у меня так было (смеется). Ладно, хороший шанс, чтобы окончательно убедиться в том, что ты поступил на правильный факультет.
— Отдельным пассажем выступает твоя страсть к футболу. Как она началась?
— Очень просто. Мне было лет 7, папа смотрел футбол. Я решил поинтересоваться, спросил его: «За кого болеешь? — За Спартак. — Я, наверное, тоже попробую поболеть». Первый матч, который я смотрел со Спартаком, был Суперкубок России 2004 года, который Спартак проиграл (3:1). Но несмотря на эту неудачу, я продолжал болеть за Спартак, как бы надо мной не смеялись мои друзья, не подстебывали: «13 лет без побед», «когда уже Спартак станет чемпионом». Я смотрел, болел, ждал, когда Спартак возьмёт титул, продолжая ходить на стадион. В прошлом году дождался.
— А почему ты не завязан с футбольной деятельностью в ИСАА?
— На самой начальной стадии я был завязан — идея создания команды «Oriental Crew», которую, можно сказать, фактически создал Ян Подвойский, родилась на первых занятиях по физре. А мы все ходили на футбол. У нас появилась идея — создать команду, хотя на тот момент уже была сборная ИСАА по футболу, но о ней речь не заходила. Я был внесен в заявку как второй вратарь, но ни в одном матче так и не сыграл. Во-первых, Ян был основным вратарём. Был один раз, когда он просил выйти на поле, так как он уезжал, но я в тот день не мог. Во-вторых, факультативы мешали. В-третьих, я живу в Подмосковье и, честно признаться, мне было лень в воскресенье вставать, ехать 1,5 часа до Воробьевых гор, 1,5 часа обратно в свой город. Это напряжно. Так что не получилось с тусовкой футбольной.
— Что насчет арабского футбола? Я знаю, что ты даже ходил на рогу в Ливане.
— Да, была интересная история в Бейруте. Я сказал девчонкам (Сергей ездил в Ливан с Ариной Герасимовой и Анастасией Муравьевой): «Я хочу съездить на футбол». Они: «Мы с тобой поедем». Это был третий день нашего пребывания в Бейруте. Смотрю по календарю: именно этот день самый оптимальный для того, чтобы сходить на футбол, так как следующий матч был только в пятницу, а у Арины день рождения, и мы не особо хотели заполнять его футболом. В общем, я нашёл команду, нашёл домашний стадион, где он находится. Мы поехали на такси, причем по каким-то узким улочкам Бейрута, а таксист никак не мог найти место. Наконец-то нашли, приехали. Стадион находится в жилом квартале, вот стоят дома, дома, дома и стадион. Может, на 14 тысяч заявлен. На трибунах почти никого нет: какие-то два пацана сидят. На поле команды, видно, разминаются. Потом на стадион пришла ещё пара десятков человек, смотрим игру, все хорошо, матч закончился счётом 1:1. Поехали обратно. Уже дома зашёл в интернет, решил удостовериться, нашел этот матч, а на сайте написано 3:1. Непонятно. Лазал на арабские сайты всякие и узнал, что, оказывается, мы смотрели матч каких-то там любительских команд, а тот матч, на который мы хотели попасть, проходил на другом стадионе, причем время начала матчей полностью совпадало:14:30 и там, и там. Извинился перед девочками, что я их на какой-то левый футбол повёл, сам был в таком маленьком шоке, потому что по сути все выглядело неплохо: и команда, и тренеры, и запасные. Но на трибунах было очень пусто, и я думал: «Неужели ливанская футбольная лига это настолько убого?». Получилось как получилось, но мы не расстроились.
— В Бейруте вы оказались на демонстрации?
— Это был не Бейрут, это был город Тир (сейчас называется Сур).
— Как вы там оказались? Почему пришла идея пойти на демонстрацию?
— Никакой идеи не было. Была ещё одна, кстати, история с этим городом. Мы поехали с Ариной в Тир, Настя осталась в Бейруте. По приезду мы прошли метров 500 и увидели какую-то мечеть. Арина предложила зайти. Стали искать путь к ней, пробираться по каким-то шиитским кварталам, везде были зеленые флаги партии «Амаль» кругом. Идём, и внезапно стоит какой-то камень и ограждение. И на нем стрелка «налево». Мы пошли по указателю, но потом увидели проход между камнем и ограждением и пошли прямо. Идем, и вдруг шиитские мотивы сменяются палестинскими: повсюду флаги Палестины, на стенах всякие лозунги в стиле «Free Palestine», плакаты с портретами Арафата, Аббаса, эмблемы ХАМАС. Ещё там было какое-то отделение ООН. Проходим дальше — какой-то кордон. На нас смотрит ливанский солдат, но так, будто нас и нет, ничего не говорит. Хотя было видно, что мы не арабы, а туристы, особенно по мне, так как у меня был фотоаппарат. Вообще, перед тем, как увидеть ту мечеть, мы искали проход к римским руинам, к некрополю, где были гробницы, буквально вытащенные из-под земли, и знаменитый тирский ипподром. Мы пришли туда, и пока стояли ждали чего-то, я посмотрел на карту — оказалось, что мы прошли через лагерь палестинских беженцев, где все флаги как раз и были. Нас еще заранее предупреждали, что в целом Тир — безопасный город, но в лагеря ходить не стоит, так как палестинские беженцы для Ливана — это острая проблема. Правда, на нас вообще там особо не смотрели, камнями не кидались, хотя случались и подобные истории. А демонстрацию мы случайно заметили — шли к берегу, я вдруг флаги увидел, музыка ещё громко играла, подумал «ого», пошли посмотреть, что там. Просто повезло, мы не знали про неё,и не было какой-то цели её посестить.
— Как впечатления?
— Классно. Ну, во-первых, мы не ожидали, что такое произойдёт. Для нас было в диковину, особенная учитывая особенности ливанской конфессиональной политики: есть как мусульманские, так и христианские партии. Вот мы попали на демонстрацию именно шиитской партии. Для нас это было что-то новое.
— Не было страха?
— Нет. Вообще нет. Даже когда мы поехали в Баальбек, в долину Бекаа, один из форпостов Хезболлы, нам вообще страшно не было. И на демонстрации не было страшно, в Ливане нигде не было такого ощущения.
— Ливан — это твоя первая арабская страна?
— До этого я был в Египте, в Тунисе, но как турист и будучи ещё школьником.
— Вот сейчас, когда ты завязан с арабским миром, каковы впечатления? Оправдались ли ожидания? Или как-то что-то перевернуло твоё осознание?
— Я здесь могу сделать какие-то выводы по рассказам девчонок, которые были в Каире. Они сказали, что Бейрут — не типичный арабский город: в нем есть кварталы, которые напоминают европейские. Небоскребы, деловой центр и архитектура сама по себе уж точно не арабская. Хотя, если поехать в те же Тир или Сайду, то да, это уже типичные арабские города. Впечатления? Ну, Ливан все-таки не такая типичная арабская страна, потому что гуляя по Бейруту, ты связь с европейской цивилизацией все-таки не теряешь. Что не нравилось? Наверное, то, что когда арабы видят, что ты турист, начинают отвечать на английском. Подобное, похоже, присутствует во всех арабских странах. Ты им на арабском, а они тебе на английском. Был смешной случай, когда продавец спрашивал: «Do you speak English?», Настя на арабском отвечал: «Ля», — то есть на арабском «нет». Мы всех просили говорить на арабском: тех, кто работает в лавках, в магазинах. Когда два раза нас возили по Ливану, всё рассказывали на арабском. Это было классно. Здесь и практика языка, и общение с человеком другой культуры. Так что супер.
— В какую страну хотелось бы попасть?
— Мне хотелось попасть в Ливан, раньше его называли «ближневосточной Швейцарией». И было интересно понять, почему. Вдобавок, как-никак чуть меньше 40% населения — это христиане, и хотелось посмотреть, как идёт совмещение христианской и мусульманской культур. Я бы с удовольствием слетал в Каир. Почему бы и не в Сирию? (смеется) Страну посмотреть, или то, что от нее осталось. В Каир, в Сирию, в Иорданию. В Мекку и Медину не пустят, в Йемене все очень плохо. Может, в ОАЭ, но это скорее для шоппинга, для купания в море, а хочется именно познать культуру.
— Как у вас сложились отношения в группе?
— У нас шикарные отношения — мы друг друга постоянно стебем. Сейчас, по прошествии лет, можно сказать, что на четвертом курсе они даже укрепились, хотя последнее время мы даже не можем собраться полным составом, потому что то работаем, то ещё что-то. Например, Коля Тульский уже с конца третьего курса начал пропадать, потом я начал, сейчас ещё Даня Щетинин. Иногда это грустно, скучаешь. Но вообще у нас классные отношения. Может, на первом курсе были маленькие ссоры, но мы никогда серьёзно не ругались. Да, возникали разногласия при обсуждении чего-то: политики, экономики, но это обычное явление, у всех есть право на свое мнение. В целом, мне очень повезло с группой. Я рад, что у меня такие товарищи. И если бы я пошёл на другой язык, то не знаю, как сложились бы отношения, судьба. Я считаю, что моя группа — самая лучшая группа в ИСАА, я не буду этого скрывать. Я их всех люблю и иногда думаю, что будет через 20 лет. Соберемся. Начнется «вот я уже там-то…» и подобное. Причем, пожалуй, у каждого из нас есть свой собственный взгляд на будущее. Кто-то хочет продолжать в ИСАА, кто-то хочет уехать из Москвы вообще, кто-то хочет уйти в армию. Как получится? Кто знает.
— Есть то, о чём ты пожалел за эти 4 года?
— Наверное, нет. Хотя по прошествии этих 4 лет думаю, что, может быть, на первом курсе уделял слишком много внимания учебе. Я очень медленно делаю домашнее задание. Могу сесть за арабский, потом отвлекаюсь на Интернет. Необязательно на соцсети, просто по ссылкам переходишь, статьи разные читаешь. Наверное, если бы я был более организован, то мог бы сэкономить ещё больше времени для чтения, досуга, общения с друзьями, как из ИСАА, так и из своего города, или для какого-то другого полезного дела. А так, в целом, жалеть не о чем.
— Есть ли у тебя сокровенная мечта?
— Мечта, наверное, у каждого есть. Сокровенная? Не знаю. Мечта есть. Она, может, звучит пространно, но, думаю, что нечто подобное присутствует у всех, кто на четвертом курсе — найти себе ту работу, которая будет по душе и которая будет приносить тебе хороший доход. До четвертого курса я не задумывался об этом, всё нормально шло. А вот сейчас начинаешь думать, что будет дальше. Хотя впереди ещё магистратура, еще есть время, можно ещё что-нибудь пробовать. Семью хочется. Но это, опять же, не сейчас. Сначала надо встать на ноги, чтобы семья у тебя ни в чем не нуждалась, чтобы ты её обеспечивал.
— Как ты считаешь, за эти 4 года ты сильно изменился?
— Думаю, да. Если в характере, то, может, чуть-чуть. Некоторые вещи остались, например, когда идем мы с Колей Тульским по коридорам ИСАА, ржем, шутки шутим. Вот в школе у меня не было такого друга, с которым можно ходить и громко несмешные шутки шутить. Идешь такой, ржешь, на тебя люди смотрят и думают: «Что за дебилы». Кто-то думал, что мы геи, серьёзно. На первом курсе один одногруппник нам сказал, что многие думали, что мы давно друг друга знаем. А на самом деле мы познакомились в первый день, после вручения студенческих. Но измениться… Я благодарен ИСАА за то, что уже на первом курсе я стал рассматривать с другого ракурса события, которые происходят вокруг в мире. Школа школой, но когда тебе дают возможность посмотреть на происходящее с другой стороны, когда прививают толерантность по отношению к другой культуре, возникает понимание, почему люди Запада не могут понять людей Востока. Почему для кого-то паранджа обязательна, а в Европе, к примеру, этого не понимают. Или какие-то другие порядки. Когда ты проносишь это через себя, то понимаешь, что если бы ты был приверженцем этой культуры, тебе было бы не все равно, как к ней относятся другие, и ты бы боролся за то, чтобы твое мнение учитывали и чтобы тебя понимали. Это дал мне ИСАА.
— Закончи, пожалуйста, фразу: «Через 7 лет я…»
— А можно не через 7 лет? (смеется) Пока не знаю, кем буду. Я не знаю, куда судьба меня занесет. У меня, может, есть представления о том, куда мне хочется. Если бы мне предложили в качестве журналиста полететь в горячую точку сегодня же, я бы туда полетел. Если скажут на 2 года, то тоже полечу. Хотя, все говорят, что это риск, но я пока этого не боюсь. Если через 7 лет меня спросят, полечу ли я в другую страну… Сейчас скажу «да», но опять же смотря, чем заниматься. Надеюсь, не уборщиком в Макдаке работать заграницей.
— Есть ещё что-то, что ты хотел бы сделать до официального окончания института?
— Прочитать много чего хочу, художественной литературы о Востоке и многое другое. Минус политологического отделения, на самом деле. Ты вроде много чего знаешь, а потом смотришь на историков, они читают постоянно, доклады пишут, а у тебя знания поверхностные, вроде шаришь, но деталей сказать не можешь. Если бы у меня не было минуса того, что я медленно читаю, если бы эту способность в себе развил, то прочитал бы еще книг 10, как-то так.